– Это от кого? – спросил любопытный Миут.
– Потом! – я махнул рукой. – Давай-ка к столу!
Так что мы пили виноградное вино, кушали приготовленное мною и девчонками печеное мясо (кстати, наша несовершеннолетняя «четверка» пила лимонад), и танцевали.
А потом наш оркестрик и я спели несколько песен. Причем девочки вместе с нами танцевали, работали маракасами, и было так здорово! Нам хлопали, как бешенные. А Миута даже засвистел, сунув пальцы в рот.
Часов в девять к нам домой зашли мои родители – проверить, как обстоят у нас дела – нет ли каких-нибудь безобразий?
– Нет! – заверил их Миут.
– А что же вы держите на улице гостей? – спросил меня папа. Он налил себе стакан вина и с удовольствием потягивал его. – Подходим к дому – у калитки стоит девочка, замерзла вся. Увидела нас – и пошла направо, в сторону вокзала…
Мы все переглянулись. Но самыми сообразительными и быстрыми оказалась наша четверка.
– Мы щас! – пробасил Саня Гемаюн и кивнул остальным: – Пошли!
Их не было минут пять. И когда в сенках раздался шум, голоса, мы все замолчали. Кто это мог быть, думали все. Кроме меня.
Дверь открылась и наша четверка буквально затащила упирающуюся всю заснеженную фигуру.
Ну конечно, Рукавишникова, блин!
Я медленно встал.
– Ребята, танцуйте, я сам! Мама, папа, садитесь за стол!
Я вышел и закрыл за собой дверь, отделяющую гостиную от коридора.
– Спасибо, ребята, – сказал я.
– Она не хотела идти, ну, мы притащили ее! Толь, она совсем замерзла, блин!
Я взял за ледяные руки Варвару. Ресницы ее были в инее, который быстро таял в тепле. И я молча принялся ее раздевать.
А потом затащил даже не упирающуюся Рукавишникову и посадил на кровать. Снял с уже не красных, а почти багрового цвета ног (в капроне ведь опять, а на ногах – даже не бурки, а меховые боты) и взялся за ногу, чтобы растереть ее, но она тут же проявила характер – схватила мои руки.
– Ты что ли дура, Рукавишникова? – спросил ее я, но она лишь молча пыталась оторвать мои руки от свой ноги.
– Девчонки! – крикнул я.
Галка и Валюха тут же выросли на пороге.
– Закройтесь, и растирайте ей ноги, пока она не заорет от боли! А будет сопротивляться – разрешаю скрутить и тереть насильно! Прямо вот отсюда начинайте! – я ткнул себя пальцем в низ живота в то место, откуда, по-моему, ноги растут.
Одна из них моментально вытолкнула меня за порог, щелкнула задвижка и тут же за дверью раздалось азартное сопенье и почти сразу за этим – мычание.
Это Рукавишникова, надо полагать, приходила в себя. А может быть, девчонки ее скручивали… Эти – могут!
Я вернулся в гостиную, предложил налить всем стаканы. Мама встала и поздравила меня, мы выпили, и тут меня за плечо тронула Галка.
– Пойдем, она уходить хочет!
Я налил вина в чистый стакан и сказал Галке:
– Сходи на кухню и принеси в мою комнату чашку крепкого и горячего чая! Я сейчас, ребята!
Ребята, улыбаясь, начали переглядываться. А мама спросила:
– Кто это, Толик?
– Потом, мам! – ответил я и вышел со стаканом вина в руке.
В дверях моей комнаты стояла Валюха, и упираясь в стороны проема руками, не выпускала Варвару.
– Все-все, девчонки, – я принял из рук Галки блюдце с чашкой чая, – идите. Теперь я сам!
И я закрыл за ними двери на защелку.
– Сядь, Рукавишникова, ты в доме у друзей! – И я насильно посадил ее за письменный стол на свой стул. – На вот, выпей!
– Не буду! – она замотала головой.
Я присел возле ее коленей на корточки, коснулся пальцами ноги – жарко! Девочки мои все всегда делали от душа – то есть качественно!
– Варь, – сказал я. – Ну ты показала уже характер, не дала опять мне до себя дотронуться, ну, и хватит! Выпей вина и пей чай – это тебе нужно! Ну, давай! За мое здоровье!
Она как-то неуверенно поднесла стакан ко рту.
– Пей! – я своей рукой помог ей постепенно до конца опрокинуть стакан и выпить содержимое до дна. – Это хорошее вино!
– Да-а! – сказал она.
– А теперь пей чай. Ты думаешь, я буду считать свой день рождения удачным, если ты в результате заболеешь? Ну почему ты не зашла сразу? Ведь на день рождения не приглашают!
– Ты меня и не пригласил… – Она пила чай и одновременно всхлипывала и дрожала всем телом. – С днем рождения…
– Но ведь ты мне как бы и не друг? – ответил я. – Вон, по школе бегаешь задрав нос, даже не поздороваешься…
– Да, не друг… – она опять всхлипнула.
И я не выдержал. Я взял в свои руки ее лицо, повернул к себе и…
– Ну что? – дверь распахнулась – видно, впопыхах я не задвинул щеколду как следует. – Оттаяла мерзлянка?
В дверях стояла моя мама.
Ей не потребовалось много времени, чтобы кое о чем догадаться.
– Ей нельзя сейчас на мороз! Пусть, если что, ночует здесь!
– Нет-нет, я домой! – Варвара попыталась встать.
– Ну, пойдем к ребятам, поешь, отогреешься до конца… – попытался я привести ситуацию к компромиссной.
– Нет, мне надо идти!.. – Рукавишникова настойчиво пыталась встать.
– Ладно, – сказал я. – Мам, вы уходите? Дай мне, пожалуйста, трешку. Я ее провожу.
Моя мама, не говоря ни слова, вытащила из сумочки три рубля и дала мне.
Я заглянул в гостиную – веселье было в разгаре! Играла радиола, четыре пары медленно двигались в середине комнаты. Галя и Валя сегодня выступали как взрослые девы, и были нарасхват!
Я сказал, что выйду минут на сорок, и пошел одеваться сам и одевать Рукавишникову.
– Ты хоть отогрелась, горе мое? – спросил я Варвару, помогая ей надеть пальто.
Она кивнула, не поднимая головы. Моя мама все еще стояла рядом и смотрела на нас.
У автовокзала, как обычно в это время, стояло несколько легковых автомашин. Мне не составило труда договориться, чтобы нас отвезли в Заготзерно и тут же – меня обратно.
За три рубля.
Мы сидели в полутьме салона на заднем сидении. Я смотрел в окно, и вдруг почувствовал, как маленькая горячая ладошка нащупала мою руку и сжала ее. И так и держала до конца, пока мы не доехали до ее дома. И все это время я боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть ее. И был так благодарен ей за это робкое проявление нежности ко мне!
Машина остановилась.
– Я сейчас! – сказал я, выходя и подавая руку Варваре.
Я так и держал ее за руку. Подвел к крыльцу. Потом повернул ее к себе и легонько коснулся губами ее теплых и нежных губ.
– Спасибо, что пришла! – шепнул я.
И побежал к машине.
Когда я вернулся, то увидел, что ничего как бы и не изменилось. Ребята также танцевали, но лишь две пары – девчонки шустро уносили посуду и сервировали стол к чаю.
Я сел в сторонке, на диван и вытянул далеко вперед ноги. Они гудели.
– Ну, как она? – спросила, подсаживаясь ко мне, Надя.
– Да ничего… – я прикрыл глаза. – Довез ее до дома, может быть, и обойдется – не простынет…
– Капризная она, – сказал Надюха. – И гордая слишком – это же надо, готова замерзнуть – а не зашла! Намаешься ты с ней, Толька!..
– Не боись, обломаем! – буркнул я.
Тут на столе появился торт с горящими свечками, все закричали – давай, туши! И я встал с дивана.
Я налил всем вина, и поднял свой стакан со словами:
– Этот тост – за вас, моих друзей! Спасибо, что пришли!
Я выпил стакан до донышка, поставил на стол и сказал:
– Тушу свечи! – набрал воздуха и принялся дуть.
– Ну давайте есть торт! – сказал я, задув свечи и садясь на место.
Миута ловко разрезал торт, и вскоре все забыли о происшествии с Рукавишниковой.
А через несколько дней мы с неменьшим энтузиазмом отметили мой день рождения еще раз, вместе с моими одноклассниками.
И суетился теперь – Миута, а я был на положении гостя. Хорошо, блин!
Ну, а 23 февраля – день, как известно, не красный – обычный, рабочий. Ну, а у нас – учебный. И, конечно, день, когда пацанов поздравляют девушки.
Скромно, но трогательно – хотя и по стандартной схеме. Утром мы, мальчишки, пришли в школы и зайдя в свой класс, каждый обнаружил в парте книжку с надписью.
Но не все. В смысле – книжку. Я обнаружил две книжки.
Одна была скромной, как у всех. А вот вторая…
Это был богато иллюстрированный том «Путешествия. Экваториальная Африка».
Я такие книги листал в библиотеке, а покупать – нет! Она стоила около 10 рублей.
Необычный подарок! И надпись была сделана не нашими девами.
ДОРОГОЙ ТОЛИК!
ПОЗДРАВЛЯЮ ТЕБЯ С ДНЕМ ЗАЩИТНИКА
ОТЕЧЕСТВА! СЧАСТЬЯ И ЛЮБВИ ТЕБЕ!
23.02.66 ВСЕГДА ТВОЯ…
И – размашистая подпись, из которой невозможно понять ни имени, ни фамилии дарительницы.
Я было открыл рот, чтобы начать открытое расследование – ведь книгу положил мне кто-то из наших, от кого бы ни был подарок. А потом подумал – не стоит.